Публицист Юрий Белов: Диктатура пролетариата как неизбежность

Вопрос о диктатуре пролетариата является главным в революционном учении К. Маркса. Долгие десятилетия торжества оппортунизма (еврокоммунизма) в большинстве западноевропейских компартий, а также в завуалированном его виде в КПСС привели к забвению данного вопроса коммунистами России, и не только России. Переживаемый миром капитала общий его кризис делает названный вопрос как нельзя более востребованным, в особенности в России — самом слабом звене в цепи мирового империализма. История не повторяется, но возвращается на круги своя.

К вопросу о кризисе власти

Начнём с того, что служит азбучной истиной марксизма: диктатура пролетариата немыслима без пролетарской революции. Когда произойдёт она в олигархо-бюрократической Российской Федерации, никакой пророк не скажет. Однако для большинства трудящихся нашей страны нынешнее их социальное положение уже можно охарактеризовать одним словом: выживание. Речь идёт о пролетариях умственного и физического труда, добывающих, по Ф. Энгельсу, средства к жизни исключительно продажей своего труда и не имеющих какого-нибудь капитала.

Идёт пролетаризация трудоспособного населения страны: кто ещё вчера был малым капиталистом (капиталистиком, по Ленину), сегодня становится наёмным работником — кризис несёт разорение малому бизнесу. Идёт не просто пролетаризация, а обнищание пролетариата: МРОТ, доведённый правительством России до 11280 рублей (!) (попробуй прожить на него, если у тебя больной ребёнок), есть тому подтверждение. И в то же время растут доходы крупного капитала — олигархата, что известно даже младшим школьникам.

Противоречие между наёмным трудом и капиталом столь разительно, что заставляет доселе политически апатичных рабочих задуматься о кричащей несправедливости российского бытия. О том свидетельствуют теперь уже нередкие примеры организованного классового сопротивления наёмных работников — пролетариев, о чём всё чаще пишут «Правда» и «Советская Россия». Примеры эти можно найти и в интернете.

Лишь прорежимные СМИ хранят гробовое молчание о повышенной тревожности 1% сверхбогатых в населении страны, которым принадлежит 90% её собственности. Полагаем, что недалеко до массовых протестных выступлений пролетариев, спровоцированных отнюдь не проамериканским Навальным и Ко, а самой властью. Само это молчание вкупе с образованием нацгвардии, напоминающей царскую жандармерию (политическую полицию), — признак её кризиса.

Авторитет власти, имея в виду её персонификацию в лице президента Путина, резко упал в народе после пенсионной «реформы». Она воспринята громадным большинством так же, как гайдаровская кража денежных сбережений советских людей, как чубайсовская приватизация. Примечательно, что нацгвардия была учреждена до пенсионной «реформы». Смеем предположить, что власть готовилась к социальным волнениям. Но пока что пронесло… Надолго ли? Ресурсов патриотизма Крымской весны будет явно недостаточно, чтобы остановить нарастание массового социального протеста. Пенсионная «реформа» никогда не будет прощена власти, она есть главный признак кризиса всего олигархо-бюрократического путинского режима.

Пенсионной «реформой» власть сама внесла в повестку дня вопрос о своей неизбежной кончине. Укрепление составляющих его основу силовых структур может лишь оттянуть падение буржуазной диктатуры. На фоне угроз сложившемуся властному режиму его политическая элита спешно усиливает военно-патриотическую риторику, создаёт культ личности Путина: он уже не просто великий политик, а самый выдающийся политик современного мира (!). Искусственное возвеличивание главы государства (телепередача «Москва. Кремль. Путин»), мастерски поставленные фильмы о нём, как российские (Соловьёва и Кондрашова), так и зарубежный (Оливера Стоуна), свидетельствуют о тщете власти повысить свой авторитет в период, когда за экономическим кризисом грядёт кризис политический.

Попытка сыграть на русофобии Запада, представляя её в качестве главной угрозы нашей стране, в какой-то мере (не более того) удерживает дальнейшее падение доверия народа к Путину. Но рост цен, утяжеление налогового бремени, лесные пожары, разливы рек, лишившие крова тысячи людей, разрывы теплосетей в городах — всё это в последние годы стало обыденным явлением. И всё это происходит при бьющем в глаза обогащении ничтожно малого олигархо-бюрократического меньшинства. Вопрос о социальной справедливости стал главным в России. Без неё патриотическая риторика воспринимается большинством как спекуляция на святом чувстве любви к Родине. Всё чаще слышится в народе суждение, отвечающее логике здравого смысла: «Уж ежели Отечество в опасности, то как минимум налог должен быть не 13% что с неимущего пролетария, что с олигарха, а по доходу и по собственности. А того, у кого нет собственности и зарплата на уровне МРОТ, от налогов освободить». Кажется, ещё немного — и лопнет терпение народа. Тут уж будет не до Путина.

Идёт процесс осознания единства интересов различных социальных групп и слоёв класса пролетариев умственного и физического труда (рабочих, инженерно-технических работников, учителей, врачей и т.д.). Процесс этот сложен, во-первых, потому, что буржуазная пропаганда с помощью мощной системы СМИ затемняет классовое сознание, скрывая разделение общества на классы эксплуататоров и эксплуатируемых. Во-вторых, в массовое сознание внедряются идеи единства нации, культуры и религии. В-третьих, навязывается тезис о «среднем классе», которого в действительности нет и быть не может. Это тезис мещанского благополучия при подчинении сильному — крупному капиталу.

И, тем не менее, процесс осознания единства интересов всех эксплуатируемых олигархическим капиталом медленно, но неуклонно движется вперёд. Где КПРФ нужно максимально мобилизоваться, так в первую очередь в содействии этому движению, а именно осознанию различными группами пролетариев того непреложного факта, что их интересы несовместимы с интересами олигархического, а в России ещё и компрадорского, капитала. Его идеологи из Высшей школы экономики занимаются подменой столь необходимой для страны новой индустриализации (в странах «золотого миллиарда» она давно уже идёт) нацпроектами, в большей степени имитационными, чем исполняемыми.

Неоиндустриализация — прежде всего строительство высокотехнологичного производства (промышленного в первую очередь) — с необходимостью ведёт к количественному и качественному (интеллектуальному) росту рабочего класса. Этого как огня боятся «стратегические» собственники. Вложению денежных средств в развитие наукоёмкого отечественного производства они предпочитают вывоз капитала, этот, по Ленину, паразитизм в квадрате. Цифровизация, роботизация — это пока что потёмкинские деревни. Можно ли говорить о них всерьёз при разрушении лучшей в мире системы советского образования и практической ликвидации производства фундаментальных знаний — Академии наук России?

Это варварство по отношению к отечественной науке и производству средств производства (тяжёлой индустрии) прикрывается якобы успешной внешней политикой Путина. На самом деле она более свидетельствует о притязаниях опоздавшего к разделу рынка сбыта и ресурсов недоношенного российского империализма, нежели об удовлетворении национальных интересов. Лишь при извращении здравого смысла можно говорить, что в национальных интересах нашей страны российский капитал вложил 60 млрд долларов в развитие экономики Турции. Нет, сделал он это в своих и только в своих интересах. То же самое можно сказать об инвестициях олигархического капитала в ЮАР, Венесуэлу, иные, весьма удалённые от России страны. И это при острейшей необходимости денежных вложений в развитие отечественного производства.

Путин с завидной регулярностью говорит о международном праве, о беззастенчивом его нарушении со стороны США. И… помалкивает о размещении и боевых действиях турецкой армии на территории суверенной Сирии. Не перехитрил ли Эрдоган Путина?

Тает доверие общества к президенту РФ, поскольку, в частности, его возвеличивание в СМИ строится на переакцентировке общественного внимания с критического, тревожного положения дел в стране на деяния Путина, давшие ему авторитет в народе в уже далёком прошлом (конец 1990-х — начало 2000-х), да на пятилетней давности возвращении Крыма в Россию.

Капитализм не был и не может быть «цивилизованным»

Все родовые черты империализма очевидны в империализме российском. Отдельно выделим его загнивающий характер. Он наиболее нагляден в духовной сфере: в образовании, культуре и нравах буржуазной элиты. Здесь уместно будет вспомнить ленинское афористичное замечание: «Ложная фраза, ложное хвастовство есть гибель нравственная — верный залог гибели политической». Оно было высказано не в отношении к российскому империализму, но его общеметодологическое содержание вполне приложимо к кризисному состоянию духовной жизни империалистической России наших дней.

Завуалированная патриотической риторикой ложь о «стабильном» развитии России, елейные рассуждения иерархов церкви о якобы духовном единстве «верхов» и «низов» (это при вопиющем социальном расколе!), хвастовство российской военной мощью при деиндустриализации страны, демонстрация покорности олигархо-бюрократической элиты президенту Путину при её ужасающей коррупции и развращённости её нравов — всё это внушается ежедневно подрастающему и старшему поколениям через систему американизированного образования и через пропагандистскую индустрию СМИ.

Ложь, обман и разложение всегда были в истории атрибутами кризиса власти, ещё вчера казавшейся незыблемой. Так было с императорской властью перед падением Древнего Рима. Так было и с самодержавной властью российского монарха в 1917 году.

На смену диктатуре буржуазии в мире идёт диктатура пролетариата. На эту смену уйдёт длительная историческая эпоха. Это эпоха перехода человечества от капитализма к социализму. Её завершение — торжество социализма! — столь же неотвратимо, как неотвратимо было и её начало — Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 года в России.

История развенчивает мифы о якобы «цивилизованном» капитализме, к которому, как считают многие, стремился популярный в народе Евгений Примаков. Он, безусловно, в конкретно-исторической ситуации дефолта сыграл свою положительную роль: проводимой им политикой госкапитализма оттащил страну от пропасти. Но он спасал капиталистическую Россию и в своих мемуарах недвусмысленно об этом сказал. Примаков и не думал посягать на диктатуру капитала.

Капитализм никогда не был «цивилизованным». То, что мы наблюдаем в духовной, точнее — в бездуховной, жизни буржуазного мира и капиталистической России, есть продолжение того, что описал М. Горький без малого век назад (1929 год), обозревая кризис духовности в господствующем классе Германии: «Растёт половое распутство, однополая «любовь» почти признана естественным явлением, издаются журналы, пропагандирующие её, легально существуют клубы и рестораны «гомосексуалистов», возрастает преступность среди крупной буржуазии, растут самоубийства в её среде. Обо всём этом буржуазная пресса равнодушно сообщает почти каждый день».

Кажется, что классик обрисовал нравственное вырождение буржуазной элиты современной России. Всё, отмеченное им, а также роскошь и «сладкая жизнь» напоказ и на продажу не проходят бесследно для рабочего класса. «Буржуазия, — писал М. Горький, — пожирала чужой рабочей силы всегда больше, чем это было нужно для удовлетворения её самых широких потребностей, она заразилась страстью к лёгкой наживе, к накоплению денег и вещей, заразилась сама и заразила весь мир. Эта зараза и создала современную нам идиотическую картину: в столицах Европы (теперь в Москве и Санкт-Петербурге. — Ю.Б.) целые улицы магазинов золотых изделий, драгоценных камней, «роскошных пустяков», на создание которых затрачивается масса ценнейшей энергии рабочего класса, а сам рабочий класс живёт впроголодь, у него совершенно отнята возможность развить свои потребности, способности, таланты. Мещанская страсть к бессмысленному накоплению вещей, болезненная страсть к личной собственности привита ему».

Это мы видим сегодня в России. Мещанское, частнособственническое сознание характерно для немалого числа пролетариев. Мещанин — это мелкий собственник, вытравивший в себе мораль труженика. Он готов на стороне крупного собственника пойти на преступление по отношению к слабым собратьям по классу, считая их неудачниками. Он готов к предательству и признаёт только силу. Силу революционного пролетария он ненавидит лютой ненавистью.

Диалектическое мышление, присущее великому пролетарскому писателю, позволило ему увидеть в передовых рабочих, свободных от мещанства, социальную силу для следующего утверждения: «Правда растёт и совершенствуется как правда науки, быстро ведущей людей труда к власти над силами природы, и как правда сознания трудовыми массами их социального первенства и сознания их права на политическую власть. Против этих двух творческих сил… древняя социальная ложь ничего не может выдвинуть, ничем не может оборониться».

Что чрезвычайно важно в данном утверждении Максима Горького — это неизбежность власти людей труда, то есть пролетариев умственного и физического труда, над силами природы при осуществлении осознанного ими права на политическую власть — установление диктатуры пролетариата.

Осквернение великой идеи

С 1961 года, с отказа от диктатуры пролетариата на XXII съезде КПСС, вопрос о пролетарской диктатуре всячески шельмовался, начиная с пресловутой «перестройки». Это происходило в течение жизни двух поколений. Идея пролетарской диктатуры либо замалчивалась, либо интерпретировалась на буржуазный лад как антигуманная и тоталитарная.

В КПРФ лишь на октябрьском пленуме ЦК 2014 года диктатура пролетариата наконец-то была восстановлена в своих правах в качестве главной дефиниции марксистско-ленинской теории. На октябрьском пленуме ЦК 2019 года, в его постановлении, записано положение, обязывающее партию широко пропагандировать идею пролетарской диктатуры и всесторонне раскрывать её сущность: «В современной России установилась диктатура капитала. Государство олигархо-бюрократического капитализма приобрело полицейский характер. Упразднить данную диктатуру можно только путём установления диктатуры пролетариата — власти трудящегося большинства. Такая власть уже была в Советской России — СССР. Именно она спасла Россию от распада в 1917 году».

Таким образом, пропаганда или внедрение в массовое сознание, в первую очередь в сознание членов КПРФ, идеи пролетарской диктатуры, о которой большинство из них, увы, мало что знает, выдвинута партией в ряд первоочередных задач. Решить её без обращения к трудам классиков марксизма-ленинизма просто невозможно. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин подходили к определению сущности пролетарской диктатуры как к вопросу «о содержании пролетарской революции». «Диктатура, — утверждал Ленин, — означает… неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон, власть. Во время гражданской войны всякая победившая власть может быть только диктатурой». «Диктатура пролетариата есть власть революционная, опирающаяся на насилие над буржуазией» (Сталин).

«Диктатура! Насилие! Тоталитаризм!» — возгласят трубадуры капитала и их подручные — мелкобуржуазные соглашатели. И поведут речи о «чистой», «совершенной», ненасильственной демократии, рассчитывая на политическую наивность да просто безграмотность молодых и не только молодых слушателей, скрывая ту объективную истину, что всякое государство в классовом обществе есть орган насилия. Весь вопрос в том: кого над кем? Какого класса над какими классами? Диктатура пролетариата «должна быть государством по-новому демократическим — для пролетариев и неимущих вообще, и по-новому диктаторским — против буржуазии» (Ленин). Растолковывая эту ленинскую мысль, Сталин писал: «Разговоры Каутского и К0 о всеобщем равенстве, о «чистой» демократии и т.д. являются буржуазным прикрытием того несомненного факта, что равенство эксплуатируемых и эксплуататоров невозможно».

«Государство, то есть организованный в господствующий класс пролетариат» (К. Маркс, Ф. Энгельс). Это марксистское определение государства диктатуры пролетариата было забыто и до сих пор забыто официальными социал-демократами Европы и Азии, так как оно, по меткому выражению Ленина, бьёт в лицо оппортунистическим предрассудкам и мещанским иллюзиям о государстве классового мира и внеклассовой демократии.

Современные российские буржуазные демократы («единороссы»), в их числе и либерал-демократы, вплоть до жириновцев, а также мелкобуржуазные демократы, эти якобы социалисты (Миронов и К0) прикрывают своё подчинение олигархическому капиталу, своё соглашение с ним всё теми же мифами о надклассовых, внеклассовых государстве и демократии. Формы прикрытия буржуазного служения разные: от идей государственности, державности и почвенности до идей свободы личности, гуманной демократии и социализма на европейский лад. Не забыта и русская идея. Её попеременно перехватывают друг у друга, дабы выглядеть по-народному. О рабочем классе и эксплуатации человека человеком — ни слова…

Что же касается насилия, то о нём певцы буржуазной демократии готовы говорить до бесконечности, когда речь заходит о Советской власти, то есть о пролетарской диктатуре. И каждый из буржуазной и мелкобуржуазной своры соглашателей с нынешней властью твердит, как заклинание: «Только бы не было революции!» Как будто революции совершались в истории человечества по злой воле заговорщицкой группы… Или по законам королевской Англии (1649 год) и королевской Франции (1793 год). И как будто сопровождавший их террор исходил от тёмной силы «народной сволочи», как то изобразил Иван Бунин в «Окаянных днях».

В данной связи на память приходят следующие ленинские строки из «Письма к американским рабочим» (1918 год): «Английские буржуа забыли свой 1649-й, французы свой 1793-й год. Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в её пользу против феодалов. Террор стал чудовищен и преступен, когда его дерзнули применять рабочие и беднейшие крестьяне против буржуазии! Террор был справедлив и законен, когда его применяли в интересах замены одного эксплуатирующего меньшинства другим эксплуататорским меньшинством. Террор стал чудовищен и преступен, когда его стали применять в интересах свержения всякого эксплуататорского меньшинства, в интересах действительно огромного большинства, в интересах пролетариата и полупролетариата, рабочего класса и беднейшего крестьянства!»

Мирный или немирный путь революции

Ленин рассматривает террор как крайнее средство классовой борьбы в условиях революции (и контрреволюции, примером чему служит расстрел из танков Дома Советов в октябре 1993 года). При этом он замечает, что революция всегда и во всех странах принимала форму гражданской войны, а «гражданская война немыслима ни без разрушений тягчайшего вида, ни без террора, ни без стеснения формальной демократии». Она, революция, возникает там и тогда, где и когда противоречие между горсткой обнаглевших, захлебывающихся в роскоши миллиардеров и миллионами трудящихся, живущих на грани нищеты, доходит до социального взрыва. Когда громадное эксплуатируемое большинство пролетариев (не только рабочие, ИТР и служащие госпредприятий и частных учреждений, но и живущие продажей своего труда и не имеющие какого-либо капитала преподаватели вузов, учителя, врачи — словом все пролетарии умственного труда), а также эксплуатируемые полупролетарии (малый бизнес, крестьянство, трудящееся в сохранившихся коллективных хозяйствах) уже не могут терпеть социальный гнёт крупного капитала. То есть когда низы уже не могут жить по-старому, а верхи — по-старому управлять.

По мнению ряда серьёзных исследователей, «холодная» гражданская война давно уже идёт в России. Первым об этом сказал С. Кара-Мурза. Когда она перерастёт в «горячую», никакой пророк не скажет. «Но обострение общего кризиса приближает Россию к национальной катастрофе. Мы должны быть готовы к такому повороту, когда политическое прозрение рабочих может пойти радикально быстро» (из постановления октябрьского пленума ЦК КПРФ 2019 года). Революции всегда случаются неожиданно, сколько ни готовься к ним загодя, сколько загодя ни проклинай их и ни причитай: «Да минует нас чаша сия».

Ленин как политик-учёный готовил большевистскую партию к революции, ибо в результате всестороннего анализа общественных отношений в России знал, что революция в ней неизбежна. Знал, что неизбежна в революционную эпоху гражданская война, в которой главный вопрос — вопрос о власти: кто кого — диктатура капитала или диктатура пролетариата.

Ленин знал: гражданская война — это большие жертвы с обеих противоборствующих сторон одного народа. Чтобы избежать их, он готов был пойти на тактический компромисс с меньшевиками и эсерами, о чём писал в статье «О компромиссах» 1—3 (14—16) сентября 1917 года. Читаем: «Теперь, и только теперь, может быть всего в течение нескольких дней или на одну — две недели такое правительство (без буржуазии. — Ю.Б.) могло бы создаться и упрочиться вполне мирно. (Выделено мной. — Ю.Б.) Оно могло бы обеспечить, с гигантской вероятностью, мирное движение вперёд всей российской революции и чрезвычайно большие шансы больших шагов вперёд всемирного движения к миру и к победе социализма.

Только во имя этого мирного развития революции — возможности, крайне редкой в истории и крайне ценной, возможности, исключительно редкой, только во имя её большевики, сторонники всемирной революции, сторонники революционных методов, могут и должны, по моему мнению, идти на такой компромисс».

Суть компромисса состояла в том, что большевики отказались бы от требования перехода власти к пролетариату и беднейшему крестьянству, то есть от немедленного установления диктатуры пролетариата. Но при условии полной свободы большевистской пропаганды и агитации и созыва Учредительного собрания без оттяжек или даже в более короткий срок.

«Может быть, — писал Ленин, — это уже невозможно? Может быть. Но если есть даже один шанс из ста, то попытка осуществления такой возможности всё-таки стоила бы того, чтобы осуществить её». Увы, из-за предательской политики меньшевиков и эсеров время было упущено.

Ленин знал (не мог не знать), что вопрос о мирном взятии власти пролетариатом много ранее волновал К. Маркса. Выступая на митинге в Амстердаме 8 сентября 1872 года, тот говорил: «Мы знаем, что надо считаться с учреждениями, нравами и традициями различных стран; и мы не отрицаем, что существуют такие страны, в которых рабочие могут добиться своей цели мирными средствами. Но даже если это так, то мы должны также признать, что в большинстве стран континента рычагом нашей революции должна послужить сила». Годом ранее К. Маркс, обращаясь к буржуазным правительствам, выразил эту мысль геометрически чётко и лаконично: «Мы будем действовать против вас мирно, где это окажется для нас возможным, оружием — когда это станет необходимым».

Можно сказать, в соответствии с данной формулой К. Маркса в России, в Петрограде, свершилось победоносное Октябрьское вооружённое восстание 1917 года. Оно было почти бескровным. В Смольном — штабе Октябрьской революции — царило всеобщее ликование. Один лишь Ленин не разделял его, был сосредоточенно задумчив. Ближайшие соратники спросили его: «Отчего же вы не радуетесь, Владимир Ильич?» И в ответ услышали: «Ещё будет много крови». Он один тогда предвидел интервенцию и кровопролитную гражданскую войну. Он сознавал их неизбежность.

Мирный или немирный путь установления пролетарской диктатуры находится в прямой зависимости от внутренней и внешней политики российской буржуазной власти. Об этом в Программе КПРФ сказано достаточно чётко: «КПРФ выступает за мирный переход к социализму. Вместе с тем, как сказано во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН, власть обязана заботиться о нуждах народа, чтобы он «не был вынужден прибегать в качестве последнего средства к восстанию против тирании и угнетения. Сложившийся в стране режим, проводя антинародную политику, сам роет себе могилу».

Таким образом, в своей Программе Коммунистическая партия Российской Федерации выражает готовность к мирному и немирному повороту событий. Очевидно, для КПРФ пришло время заявить, что российский империализм сам создаёт предпосылки для ликвидации буржуазной диктатуры и установления в России диктатуры пролетариата в форме советского народовластия.

Власть, уничтожающая эксплуатацию человека человеком

Советская власть как диктатура пролетариата для псевдолевых Запада — тема запретная. Поневоле вспомнишь сказанное Лениным в «Государстве и революции» (1917 год): «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата».

Остаётся только пожалеть тех, кто по наивному неведению принимает за социалистов социал-демократов Германии, псевдосоциалистов Франции, Сандерса в США и Миронова из «Справедливой России». Для них пролетарская диктатура — это насилие, и только. Они превратили её в пугало для мещан, а их у нас расплодилось немало.

Что диктатура пролетариата «не есть только насилие над эксплуататорами», веками присваивающими результаты труда рабочих, пролетариев и полупролетариев, — это научно доказано Марксом, а за ним Энгельсом, Лениным и Сталиным. Цитирование только лишь их основных выводов на этот счёт заняло бы немалый объём настоящей публикации.

Пролетарская диктатура, по утверждению Ленина, представляет даже не главным образом насилие над эксплуататорскими классами (над классом буржуазии, прежде всего), которые с бешеной энергией попытаются реставрировать капиталистический строй, в коем они так сладко жили, она, эта диктатура, в первую очередь «уничтожит эксплуатацию человека человеком и осуществит более высокий тип общественной организации труда, по сравнению с капитализмом».

Диктатура пролетариата — это не теоретическая абстракция. Это практика, благодаря которой человечество было избавлено от фашистского рабства ХХ века. Это практика жизни России с 1917 года: из отсталой страны с крестьянской сохой Советская власть преобразовала её в мировую державу с ядерным реактором и штурмом космоса. Реставрация капитализма в нашей стране — явление временное. Это расплата за оппортунизм в правившей партии КПСС.

В данной связи скажем об одном из важнейших условий действенности пролетарской диктатуры — о диалектическом единстве насилия над эксплуататорским меньшинством и его носителями в условиях социализма и революционными социалистическими, созидательными преобразованиями общества. Об этом убедительно просто писал Сталин: «Диктатура пролетариата имеет свои периоды, свои особые формы, разнообразные методы работы. В период гражданской войны особенно бьёт в глаза насильственная сторона диктатуры. Но из этого вовсе не следует, что в период гражданской войны не происходит никакой строительной работы. Без строительной работы вести гражданскую войну невозможно. В период строительства социализма, наоборот, особенно бьёт в глаза мирная, организаторская, культурная работа диктатуры, революционная законность и т.д. Но из этого опять-таки вовсе не следует, что насильственная сторона диктатуры отпала или может отпасть в период строительства. Органы подавления, армия и другие организации, необходимы теперь, в момент строительства, так же, как в период гражданской войны. Без наличия этих органов невозможна сколько-нибудь обеспеченная строительная работа».

Вспомним, что в годы коварной перестройки именно органы подавления (да) антисоветского, то есть антигосударственного движения (различного рода «демократических» образований) и обеспечения национальной безопасности (армия, КГБ), шельмовались с молчаливого одобрения генсека ЦК КПСС, президента СССР М. Горбачёва. А начиналось всё с хрущёвского отказа от диктатуры пролетариата. Мало кто догадывался тогда, что это может оказаться равнозначным отказу от Советской власти. Отрезвление же пришло, когда это воочию случилось в октябре 1993 года.

Реставрация капитализма — результат контрреволюции. Её ползучий характер был закодирован в «новом мышлении», что являло собой идеологическую конвергенцию — якобы возможный и необходимый компромисс социализма и капитализма: «Все мы плывём в одной лодке». Оппортунизм как предательство — таков суровый урок для нас, коммунистов.

Социализм вернётся в Россию, в ней растёт запрос на него как на социальную справедливость. Именно усиление общественной потребности в этой справедливости, а отнюдь не ностальгия по советскому прошлому, хотя и она имеет место, — вот главная причина роста популярности Сталина в наши дни.

Две линии: Сталина и Троцкого

Особого внимания заслуживает вопрос о диктатуре пролетариата и «диктатуре партии». Последние два слова Ленин брал в кавычки и, как отметил Сталин, использовал их не более пяти раз: «Ленин упоминает слово диктатура партии не в точном смысле этого слова («власть, опирающаяся на насилие»), а в переносном смысле, в смысле руководства». Но и руководство партии, по замечанию Сталина, не означает, «что диктатура пролетариата исчерпывается руководящими указаниями партии». Сталин ставит вопрос: значит ли это, что руководящие указания партии можно отождествлять с диктатурой пролетариата? И так отвечает на него: «Между руководящими указаниями партии и их претворением в жизнь лежат, следовательно, воля и действия руководимых, воля и действия класса, его готовность (или нежелание) поддержать такие указания, его умение (или неумение) провести их так именно, как требует этого обстановка. Едва ли нужно доказывать, что партия, взявшая на себя руководство, не может не считаться с волей, с состоянием, с уровнем сознания руководимых, не может сбрасывать со счёта волю, состояние и уровень сознания своего класса».

Никак не в результате насилия, а по воле трудящихся масс, по потребности в созидании освобождённых от эксплуатации людей произошло социалистическое преображение страны, превратившее её в великую державу мира. Любовь к Советской Родине, вера в Советскую власть как в свою, родную, страстное стремление к творчеству, познанию и открытию нового, неизведанного породили Стахановское движение, героизм Чкалова, Байдукова, Белякова, подвиг папанинцев и массовый героизм в годы Великой Отечественной, Великую Победу 1945-го… Как говорят философы, во всенародном социалистическом движении в снятом виде надо видеть руководящую роль партии советских коммунистов.

«А массовые репрессии 1937 года, а ГУЛАГ — в них тоже надо видеть руководящую роль партии в осуществлении диктатуры пролетариата?» — язвительно спросят нас, коммунистов, наши противники.

Безусловно, и мы не намерены предавать это умолчанию. Карающая роль Советского государства в отношении его врагов (врагов народа, которые вели подрывную деятельность против Советской власти), а также в отношении асоциальных элементов (занимавшихся бандитизмом, воровством, мошенничеством и т.п.) — эта роль обеспечивала гражданскую и национальную безопасность.

Были ли невинно пострадавшие? Да, были, что партия и правительство признали и осудили в Постановлении Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». В нём было сказано о грубейших нарушениях социалистической законности, допущенных прокуратурой и НКВД. За это руководитель НКВД СССР Ежов и ряд ответственных работников НКВД и прокуратуры по решению военной коллегии Верховного суда СССР были приговорены к смертной казни.

Всё сказанное происходило в условиях грозового предвоенного времени (война против СССР была неотвратимой) и острейшей идеологической борьбы в партии по судьбоносному для страны вопросу: быть ли ей инициатором перманентной (непрерывной) мировой революции (линия Троцкого и сомкнувшихся с ним Каменева, Зиновьева и Бухарина) или мобилизовать все свои силы для построения социализма в отдельно взятой стране — СССР (линия Сталина и его соратников — Дзержинского, Молотова, Кирова, Орджоникидзе, Куйбышева, др.)? Победила сталинская линия, ничего общего не имевшая с «диктатурой партии», которая в полной мере отвечала линии Троцкого.

Троцкий в 1919 году в «Записках в ЦК РКП» доказывал необходимость изменить стратегию мировой революции: начать не с Европы, а с Азии, полагаясь на успехи Красной Армии на Восточном фронте. «Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии». Для этого нужно только создать «конный корпус (30000—40000 всадников) с расчётом бросить его на Индию». Иными словами, обречь рабочих и крестьян на новые жертвы — армия-то была рабоче-крестьянской. Было ли это в интересах рабочего и крестьянского классов? Конечно же, нет. Для Троцкого диктатура пролетариата тождественна «диктатуре партии».

В 1920 году он предлагал создать военизированную трудовую армию и в том же году утверждал, что «крестьянин должен будет давать советскому хозяйству натуральный налог в виде хлеба под страхом беспощадной расправы». Троцкий постоянно предлагал партии применять насилие над трудящимися классами. По Сталину, такое отождествление превращает партию из вождя и учителя пролетариата в государственную власть, «применяющую к нему насилие».

В годы горбачёвской перестройки её идеологи, пользуясь троцкистской технологией осквернения созидательных идей Сталина, приписывали ему троцкистскую «диктатуру партии».

Пропаганда идеи диктатуры пролетариата коммунистами России — работа нелёгкая, учитывая, что советский рабочий класс, увы, завершил свою героическую историю в руинах деиндустриализации, а новый пролетариат формируется, испытывая на себе влияние буржуазной идеологии, замаскированной словесами, под колокольный звон любви к Отечеству. Как говорил Маркс, самой неприступной крепостью является человеческий череп. Но, как бы продолжая его мысль, Сталин утверждал: «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики». КПРФ остаётся доказать это.

Диктатура пролетариата — неизбежность для всего человечества. Иначе не уничтожить господство частной собственности — причину всех социальных бед, бездуховности и варварства в отношении к природе. Как бы труден ни был путь построения социализма, народ России его одолеет. Это не заклинание. Это знание того, что было и должно быть на новом витке истории. Наше общество выстрадало это знание. Пролетарии России, объединяйтесь!